| Gagore | Дата: Вторник, 04.12.2018, 17:23 | Сообщение # 16 |
|
Сержант
Группа: Проверенные
Сообщений: 24
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
| Тексты для конкурса «Живая классика» 2019. Официальный сайт
 Скачать тексты для конкурса «Живая классика» 2018
Даты проведения конкурса «Живая классика» 2018-2019 учебный год
Регистрация на конкурс Живая классика - 2019
Аркадий Аверченко «Экзаменационная задача»
Когда учитель громко продиктовал задачу и заявил, что дает на решение задачи двадцать минут, – Семен Панталыкин сказал сам себе:
– Если я не решу эту задачу – я погиб…
У фантазера и мечтателя Семена Панталыкина была манера – преувеличивать все события, все жизненные явления и вообще смотреть на вещи чрезвычайно мрачно.
Вызывал ли его к доске учитель, опрокидывал ли он дома на чистую скатерть стакан с чаем – он всегда говорил сам себе эту похоронную фразу:
– Я погиб.
Вся гибель кончалась парой затрещин в первом случае, двойкой – во втором и высылкой из-за чайного стола – в третьем.
Но так внушительно, так мрачно звучала эта похоронная фраза: «Я погиб», что Семен Панталыкин всюду совал ее.
Фраза, впрочем, была украдена из какого-то романа Майн Рида, где герои, влезши на дерево по случаю наводнения и ожидая нападения индейцев – с одной стороны, и острых когтей притаившегося в листве дерева ягуара – с другой, – все в один голос решили:
– Мы погибли.
Для более точной характеристики их положения необходимо указать, что в воде около дерева плавали кайманы, а одна сторона дерева дымилась, будучи подожженной молнией.
………………………………………………………………………………………
Приблизительно в таком же положении чувствовал себя Панталыкин Семен, когда ему не только подсунули чрезвычайно трудную задачу, но еще дали на решение ее всего-навсего двадцать минут.
Задача была следующая.
«Два крестьянина вышли одновременно из пункта А в пункт Б, причем один из них делал в час четыре версты, а другой пять. Спрашивается, насколько один крестьянин придет раньше другого в пункт Б, если второй вышел позже первого на четверть часа, а от пункта А до пункта Б такое же расстояние в верстах, сколько получится, если два виноторговца продали третьему такое количество бочек вина, которое дало первому прибыли сто двадцать рублей, второму восемьдесят, а всего бочка вина приносит прибыли сорок рублей».
Прочтя эту задачу, Панталыкин Семен сказал сам себе:
– Такую задачу в двадцать минут! Я погиб.
Но он сделал над собой усилие и погрузился в обдумывание задачи.
Первым долгом ему пришла в голову мысль: что это за крестьяне такие: «первый» и «второй»? Эта сухая номенклатура ничего не говорит ни его уму, ни его сердцу. Неужели нельзя было назвать крестьян простыми человеческими именами? Почему бы их не окрестить – одного Вильямом, другого Рудольфом?
И сразу же, как только Панталыкин перекрестил «первого» и «второго» в Рудольфа и Вильяма, оба сделались ему понятными и близкими. И вот – шагают они оба, один на четверть часа впереди другого…
Панталыкину пришел на ум такой вопрос: знакомы ли они друг с другом, эти два пешехода? Вероятно, знакомы, если попали в одну и ту же задачу… Но если знакомы – почему они не сговорились идти вместе? Вместе, конечно, веселее, а что один делает в час на версту больше другого, то это вздор; более быстрый мог бы деликатно, понемногу сдерживать свои широкие шаги, а медлительный мог бы и прибавить немного шагу.
Кроме того, и безопаснее вдвоем идти – разбойники ли нападут или дикий зверь…
Возник еще один интересный вопрос: были у них ружья или нет?
Вот опять же – написали: пункт А, пункт Б… Что это за названия?
Панталыкин Семен никак не может представить себе городов или сел, в которых живут, борются и страдают люди под сухими бездушными литерами. Почему не назвать один город Санта-Фе, а другой – Мельбурном?
И едва только пункт А получил название Санта-Фе, а пункт Б был преобразован в столицу Австралии – как оба города сделались понятными и ясными… …
Рудольф и Вильям…
Очень жаль, что в задаче не упомянута цель их путешествия. Что случилось такое, что заставило их бросить свои дома и спешить сломя голову в этот страшный, наполненный карточными игроками и убийцами Санта-Фе?
И еще – интересный вопрос: почему Рудольф и Вильям не воспользовались лошадьми, а пошли пешком? Хотели ли они идти по следам, оставленным кавалькадой гверильясов, или просто прошлой ночью у их лошадей таинственным незнакомцем были перерезаны поджилки, дабы они не могли его преследовать. Все это очень странно… То, что Рудольф вышел на четверть часа позже Вильяма, доказывает, что этот честный скваттер не особенно доверял Вильяму и в данном случае решил просто проследить этого сорвиголову, к которому вот уже три дня подряд пробирается ночью на взмыленной лошади креол в плаще.
…Подперев ручонкой, измазанной в мелу и чернилах, свою буйную, мечтательную, отуманенную образами голову – сидит Панталыкин Семен.
И постепенно вся задача, ее тайный смысл вырисовывается в его мозгу.
* * *
Задача:
…Солнце еще не успело позолотить верхушек тамариндовых деревьев, когда Вильям Блокер крадучись шел по еле заметной лесной тропинке… Делал он только четыре версты в час – более быстрой ходьбе мешала больная нога, подстреленная вчера его таинственным недругом.
– Каррамба! – бормотал Вильям. – Если бы у старого Билля была сейчас его лошаденка… Но… пусть меня разорвет, если я не найду негодяя, подрезавшего ей поджилки. Не пройдет и трех лун.
А сзади него в это время крался, припадая к земле, скваттер Рудольф Каутерс, и его мужественные брови мрачно хмурились, когда он рассматривал, припав к земле, след сапога Вильяма.
– Я бы мог делать и пять верст в час, – шептал скваттер, – но я хочу выследить эту старую лисицу.
А Блокер уже слышал сзади себя шорох и, прыгнув за дерево, притаился…
Увидев ползшего по траве Рудольфа, он приложился и выстрелил.
И, схватившись рукой за грудь, перевернулся честный скваттер.
– Хо-хо! – захохотал Вильям. – Меткий выстрел. День не пропал даром, и старый Билль доволен собой.
………………………………………………………………………………………
– Ну, двадцать минут прошло, – раздался, как гром в ясный погожий день, голос учителя арифметики. – Ну что, все решили. Ну ты, Панталыкин Семен, покажи: какой из крестьян первый пришел в пункт Б?
И чуть не сказал бедный Панталыкин, что, конечно, в Санта-Фе первым пришел негодяй Блокер, потому что скваттер Каутерс лежит с простреленной грудью и предсмертной мукой на лице. Но ничего этого не сказал он. Прохрипел только: «Не решил… не успел…»
И тут же увидел, как жирная двойка ехидной гадюкой зазмеилась в журнальной клеточке против его фамилии.
– Я погиб, – прошептал Панталыкин Семен. – На второй год остаюсь в классе. Отец выдерет, ружья не получу, «Вокруг света» мама не выпишет…
И представилось Панталыкину, что сидит он на развалине «змеиного дерева»… Внизу бушует разлившаяся после дождя вода, в воде щелкают зубами кайманы, а в густой листве прячется ягуар, который скоро прыгнет на него, потому что огонь, охвативший дерево, уже подбирается к разъяренному зверю…
– Я погиб…
Сообщение отредактировал Gagore - Вторник, 04.12.2018, 17:25 |
| |
| |
| Gagore | Дата: Вторник, 04.12.2018, 17:24 | Сообщение # 17 |
|
Сержант
Группа: Проверенные
Сообщений: 24
Награды: 0
Репутация: 0
Статус: Offline
| Аркадий Аверченко. Продувной мальчишка. Рождественский рассказ
Это рассказ серьезный, немного угрюмый и отчасти жестокий, как рождественский мороз на севере, как жестока сама жизнь.
Первый разговор о елке между Володькой и мамой возник дня за 3 до Рождества, и возник не преднамеренно, а, скорее, случайно, по дурацкому звуковому совпадению.
Намазывая за вечерним чаем кусок хлеба маслом, мама откусила кусочек и поморщилась.
- Масло-то, - проворчала она, - совсем елкое…
- А у меня елка будет? - осведомился Володька, с шумом схлебывая с ложки чай.
- Еще что выдумал! Не будет у тебя елки. Не до жиру - быть бы живу. Сама без перчаток хожу.
- Ловко, - сказал Володька. - У других детей сколько угодно елков, а у меня, будто я и не человек.
- Попробуй сам устроить - тогда и увидишь. - Попробуй сам устроить - тогда и увидишь.
- Ну, и устрою. Большая важность. Еще почище твоей будет. Где мой картуз?
- Опять на улицу?! И что это за ребенок такой! Скоро совсем уличным мальчишкой сделаешься!.. Был бы жив отец, он бы тебе…
Но так и не узнал Володька, что бы сделал с ним отец: мать еще только добиралась до второй половины фразы, а он уже гигантскими прыжками спускался по лестнице, меняя на некоторых поворотах способ передвижения: съезжая на перилах верхом.
На улице Володька сразу принял важный, серьезный вид, как и полагалось владельцу многотысячного сокровища.
Дело в том, что в кармане Володьки лежал огромный бриллиант, найденный им вчера на улице, - большой сверкающий камень, величиной с лесной орех.
На этот бриллиант Володька возлагал очень большие надежды: не только елка, а пожалуй, и мать можно обеспечить.
Интересно бы знать, сколько в нем карат? - думал Володька, солидно натянув огромный картуз на самый носишко и прошмыгивая между ногами прохожих.
Войдя в ювелирный магазин, Володька засунул руку в карман и спросил:
- Бриллианты покупаете?
- Ну, и покупаем, а что?
- Свесьте-ка, сколько каратов в этой штучке?
- Да это простое стекло, - усмехнувшись сказал ювелир.
- Все вы так говорите, - солидно возразил Володя.
- Ну вот, поразговаривай тут еще. Проваливай!
Многокаратный бриллиант весьма непочтительно полетел на пол.
- Эх, - кряхтя нагнулся Володя за развенчанным камнем. - Бедному жениться - ночь коротка. Сволочи! Будто не могли потерять настоящий бриллиант. Хи! Ловко, нечего сказать. Ну, что ж… Не до жиру - быть бы живу. Пойду, наймусь в театр.
Эта мысль, надо признаться, была уже давно лелеяна Володькой. Слыхивал он кое от кого, что иногда в театрах для игры требуются мальчики, но как приняться за эту штуку - он совершенно не знал.
Однако не в характере Володьки было раздумывать: дойдя до театра, он одну секунду запнулся о порог, потом смело шагнул вперед и для собственного оживления и бодрости прошептал себе под нос: "Ну, была не была - повидаться надо". Подошел к человеку, отрывавшему билеты, и, задрав голову, спросил деловито:
- Вам мальчики тут нужны, чтоб играть?
- Пошел, пошел. Не болтайся тут.
Подождав, пока билетер отвернулся, Володька протиснулся между входящей публикой и сразу очутился перед заветной дверью, за которой гремела музыка.
- Ваш билет, молодой человек, - остановила его билетерша.
- Слушайте, - сказал Володька, - тут у вас в театре сидит один господин с черной бородой. У него дома случилось несчастье - жена умерла. Меня прислали за ним. Позовите-ка его!
- Ну, стану я там твою черную бороду искать - иди сам и ищи!
Володька, заложив руки в карманы, победоносно вступил в театр и сейчас же, высмотрев свободную ложу, уселся в ней, устремив на сцену свой критический взор. Сзади кто-то похлопал по плечу. Оглянулся Володька: офицер с дамой.
- Эта ложа занята, - холодно заметил Володька.
- Кем?
- Мною. Рази не видите?
Дама рассмеялась, офицер направился было к капельдинеру, но дама остановила его:
- Пусть посидит с нами, хорошо? Он такой маленький и такой важный. Хочешь с нами сидеть?
- Сидите уж, - разрешил Володька. - Это что у вас? Программка? А ну, дайте…
Так сидели трое до конца первой серии.
- Уже конец? - грустно удивился Володька, когда занавес опустился. - Бедному жениться - ночь коротка. Эта программка вам уже не нужна?
- Не нужна. Можешь взять ее на память о такой приятной встрече.
Володька деловито осведомился:
- Почем платили?
- Пять рублей.
- Продам на вторую серию, - подумал Володька и, подцепив по пути из соседней ложи еще одну брошенную программку, бодро отправился с этим товаром к главному выходу. Когда он вернулся домой, голодный, но довольный, - у него в кармане вместо фальшивого бриллианта были две настоящие пятирублевки.
На другое утро Володька, зажав в кулак свой оборотный капитал, долго бродил по улицам, присматриваясь к деловой жизни города и прикидывая глазом - во что бы лучше вложить свои денежки. А когда он стоял у огромного зеркального окна кафе - его осенило.
- Была не была - повидаться надо, - подстегнул он сам себя, нахально входя в кафе.
- Что тебе, мальчик? - спросила продавщица.
- Скажите, пожалуйста, тут не приходила дама с серым мехом и с золотой сумочкой?
- Нет, не было.
- Ага. Ну, значит, еще не пришла. Я подожду ее. И уселся за столик.
- Главное, - подумал он, - втереться сюда. Попробуй-ка, выгони потом: я такой рев подыму!..
Он притаился в темном уголку и стал выжидать, шныряя черными глазенками во все стороны.
Через два столика от него старик дочитал газету, сложил ее и принялся за кофе.
- Господин, - шепнул Володька, подойдя к нему. - Сколько заплатили за газету?
- Пять рублей.
- Продайте за два. Все равно ведь прочитали.
- А зачем она тебе?
- Продам. Заработаю.
- О-о… Да ты, брат, деляга. Ну, на. Вот тебе трешница сдачи. Хочешь сдобного хлеба кусочек?
- Я не нищий, - с достоинством возразил Володька. - Только вот на елку заработаю - и шабаш. Не до жиру - быть бы живу.
Через полчаса у Володьки было пять газетных листов, немного измятых, но вполне приличных на вид. Дама с серым мехом и с золотой сумочкой так и не пришла. Есть некоторые основания думать, что существовала она только в разгоряченном Володькином воображении.
Прочитав с превеликим трудом совершенно ему непонятный заголовок: "Новая позиция Ллойд Джорджа", Володька как безумный, помчался по улице, размахивая своими газетами и вопя во всю мочь:
- Интер-ресные новости! Новая позиция Ллойд Джорджа - цена пять рублей. Новая позиция за пять рублей!!
А перед обедом, после ряда газетных операций, его можно было видеть идущим с маленькой коробочкой конфет и сосредоточенным выражением лица, еле видимого из-под огромной фуражки.
На скамейке сидел праздный господин, лениво покуривая папиросу.
- Господин, - подошел к нему Володька. - Можно вас что-то спросить?..
- Спрашивай, отроче. Валяй!
- Если полфунта конфет - 27 штук стоят 55 рублей, так сколько стоит штука?
- Точно, брат, трудно сказать, но около двух рублей штука. А что?
- Значит, по пяти рублей выгодно продавать? Ловко! Может, купите?
- Я куплю пару с тем, чтобы ты сам их и съел.
- Нет, не надо, я не нищий. Я только торгую… Да купите! Может, знакомому мальчику отдадите.
- Эх-ма, уговорил! Ну, давай на керенку, что ли…
Володькина мать пришла со своей белошвейной работы поздно вечером…
На столе, за которым, положив голову на руки, сладко спал Володька, стояла крохотная елочка, украшенная парой яблок, одной свечечкой и тремя-четырьмя картонажами - и все это имело прежалкий вид.
У основания елки были разложены подарки: чтобы не было сомнения, что кому предназначено, около цветных карандашей была положена бумажка с корявой надписью:
"Дли Валоди".
А около пары теплых перчаток другая бумажка с еще более корявым предназначением:
"Дли мами"…
Крепко спал продувной мальчишка, и неизвестно где, в каких сферах, витала его хитрая купеческая душонка…
|
| |
| |
